Друзья!

На Ифнире продолжаются временные метаморфозы. Нам удалось найти следы исчезнувшего народа и повстречать героев из прошлого. Мы узнали больше о битворожденных и Орхидне. Теперь, когда на этих землях вновь кипит жизнь, открылась новая загадочная история, в которой Ли Яо пишет письмо.

Часть вторая, в которой Ли Яо пишет письмо

Надеюсь, это письмо найдет вас в добром здравии, наставник. Я приношу свои извинения за некоторую сумбурность изложения, но уверен: дочитав до конца, вы вполне поймете причины, вызвавшие его.

Итак, попытаюсь изложить все по порядку.

С самого начала мне показалось странным, что Триада выбрала мишенью этот тихий городок, ведь в нем нет ни роскошных дворцов, ни влиятельных вельмож, ни даже сколько-нибудь захудалых бунтовщиков. (Впрочем, о своих сомнениях я уже писал вам в предыдущих отчетах, поэтому не буду повторяться.)

После мне стало понятно, почему преступления совершались именно здесь, однако чтобы пояснить это, я должен рассказать вам об одном из знакомств, которое я завел сразу по приезде.

Ле Шэнь представился мне сам, причем самым непринужденным образом — в чайном доме, куда я зашел, чтобы отдохнуть с дороги и послушать местные сплетни. Он знал россыпь трехстиший из Книги цветущей вишни и к месту их цитировал, разбирался в сливовом вине и сносно бренчал на лютне. Тонкий профиль и белые руки выдавали в нем человека из знатной семьи. Сам он называл себя «вольным странником», но для себя я решил, что Ле Шэнь — скрывающийся под вымышленным именем отпрыск какого-нибудь обедневшего дворянского рода, перебивающийся случайными заработками. Расспрашивать более подробно мне показалось бестактным. О, как же я ошибался!

В этом городке не слишком много молодежи подходящего положения — большинство старается перебраться в столицу, как только достигает возраста, когда можно держать государственный экзамен. Поэтому мы с Ле Шэнем быстро стали приятелями, а спустя несколько недель я уже готов был назвать его своим другом.

Я, разумеется, не делился с ним подробностями расследования, однако ни в чем его не подозревал и, вероятно, не соблюдал должную осторожность. Наблюдательность Ле Шэня довершала дело, поэтому, полагаю, он хорошо представлял себе общее направление моих мыслей.

Как бы то ни было, во мнении о следующей возможной жертве Триады сходились не только мы с Ле Шэнем. Любой житель города, спроси я его, с уверенностью назвал бы одного и того же человека — цензора пятой ступени Ма Цина.

Этот чиновник принадлежит, как вы уже поняли по имени, к одной из ветвей прославленного рода Цин, однако ветвь эта уже несколько поколений тому назад пришла в упадок. В этом удаленном от столицы городке он, впрочем, пользуется уважением, но лишь благодаря громкому имени. Поведение его, хоть мне и горько об этом говорить, совсем не соответствует его высокому статусу. По вечерам он любит выпить, а напившись, начинает грозить всем, кто попадается на пути, доносами и расследованиями. До вечера же кочует из одних гостей в другие — старик довольно прижимист и предпочитает питаться за чужим столом, не тратясь на содержание своего.

И это императорский чиновник! Впрочем, я отвлекся.

Цензора я счел подходящей жертвой вовсе не из-за его дурного нрава. Помимо склочного поведения, Ма Цин славился своим «архивом» — коллекцией кляуз, доносов и прочих компрометирующих документов — который собирал, судя по всему, не по служебной необходимости, а просто из любви к искусству. Кроме того, в течение только тех полутора месяцев, что я нахожусь здесь, он успел затеять ряд крайне сомнительных дел — одно из них даже было отправлено на доследование в столицу. Там его быстро замяли, но в городе о нем еще хорошо помнят, а Триада любит изображать из себя защитницу «несправедливо обиженных».

Еще одна деталь: всем, кто готов слушать, старик постоянно рассказывал об имеющейся у него реликвии рода Цин — четках из какого-то диковинного драгоценного нефрита. Я, как новый человек в городе, был вынужден выслушать историю их появления не менее четырех раз.

С четками Ма Цин не расставался ни на минуту, держа их постоянно за пазухой, у самого сердца, а по ночам для пущей верности обматывая вокруг запястья. Даже показывая их собеседнику, он ни на секунду не выпускал их из рук.

Сейчас вы поймете, наставник, почему я так много времени посвящаю этим малозначительным подробностям. Предположив, что Ма Цин станет следующей жертвой, я постарался заручиться его расположением, и, как столичному чиновнику, мне легко это удалось. Я проводил долгие (иногда, признаюсь, они казались мне бесконечными) вечера в компании сварливого старика, слушая его истории и делая вид, что пью столько же, сколько и он. Ле Шэнь время от времени соглашался разделить мои мучения.

В тот вечер, когда Триада наконец-то нанесла удар, он тоже был с нами. Все шло как обычно: господин цензор пил и разглагольствовал, мы почтительно внимали. Когда он заснул, я устроился на террасе у раздвижных створок, таким образом перекрыв единственный вход в помещение. Я был совершенно трезв и спал некрепко: готов поклясться, что в комнату никто не входил, и никто не выходил из нее.

Однако на рассвете мы были разбужены горестным воплем Ма Цина. Проснувшись, он обнаружил, что вместо четок сжимает в руке свиток, на которым изящным почерком написано известное стихотворение великого Ло Юэ:

«Спит спокойней всех
Справедливый муж
Чья совесть чиста».

Господин цензор, в обычной жизни весьма красный лицом, сделался белее снега и весь дрожал: еще бы, таинственный убийца, держащий в страхе город, был совсем рядом!

В тот же день он подал прошение об отставке, перед этим, по свидетельству секретаря, самолично порвав все документы из своего «архива» на мелкие клочки.

Я же, потерпев такое позорное поражение, отправился в чайный дом, чтобы немного забыться. (Я знаю, что это не делает мне чести, но я поклялся ничего не утаивать от вас.) Ле Шэнь, разумеется, последовал за мной.

На исходе ночи меня разбудил шорох: открыв глаза, я увидел Ле Шэня, исчезающего за створкой. Не знаю, что заставило меня выйти из дома и последовать за ним. Едва занималась заря, но мой друг, никогда не встававший раньше полудня, уже седлал лошадь. Он не выглядел удивленным или встревоженным, однако я почему-то сразу понял: если я загляну в седельную сумку, я найду там нефритовые четки.

— Ты стал мне хорошим товарищем, Ли Яо, и я рад, что смогу объясниться с тобой, — сказал он. — Впрочем, я сразу понял, что мы станем друзьями. В моем случае это не праздная болтовня — ведь я вижу то, что принесет на берег волна.

Какая волна? О чем он? Признаться, в тот момент я решил, что мой друг выпил лишнего или вовсе лишился рассудка.

— Мне важно, чтобы ты знал: я никому не служу. Я лишь выполняю просьбы — и только те, которые кажутся мне разумными и оправданными. Как императорский дознаватель, ты, разумеется, должен арестовать меня. Но как обычный человек… Скажи, разве от моей руки пострадал хоть один невиновный?

Я хотел возразить, что отличать виноватых от невиновных не входит в мои служебные обязанности, ведь этим занимается суд, а я лишь веду дознание, но Ле Шэнь, кажется, не расположен был слушать меня. Наверное, ему хотелось выговориться, а не спорить.

— Я никогда не отличался какими-то особенными талантами. Богатство моей семьи позволило мне получить пристойной образование, но и только: занять достойное положение в обществе я не смог. А потом, когда мой отец скончался, и в наш дом явились кредиторы… Впрочем, это не слишком интересно и не имеет отношения к делу.

Важно только то, что в один прекрасный день что-то изменилось. Время, которое раньше размеренно текло по раз и навсегда заданному руслу, вдруг стало похожим на волну, накатывающую на берег. Эта волна выносит что-то на песок, а что-то, наоборот, увлекает за собой в пучину.

Представь себе, что ты можешь остановить это мгновение. Ты видишь то, что уже было, и то, что вот-вот будет. Птицы замерли в полете, ветер перестал шелестеть в листве, а люди превратились в неподвижные марионетки, брошенные кукловодом. Замер весь мир — кроме тебя.

И в эти несколько мгновений ты можешь делать все, что захочешь, — тут Ле Шэнь неожиданно прервал свою поэтическую речь совсем не соответствующим моменту смешком. — Например, забрать у господина цензора его драгоценные четки. А потом волна схлынет, унося за собой воспоминания. Только тогда я понял все.

Не заговор Нефритовой триады, не вездесущая шайка разбойников — просто ловкий авантюрист, каким-то образом воспользовавшийся природной аномалией.

Увы, слишком поздно.

Сделав четыре глубоких вдоха, как вы учили, я встал в боевую стойку, давая Ле Шэню понять, что я готов к поединку. Но он лишь усмехнулся.

— Я не стану трогать тебя, Ли Яо, — сказал он. — На рассвете нахлынет волна, и ты забудешь обо всем, что услышал. Не бойся: с этого города взять больше нечего, поэтому я его покидаю. Да и на континенте мне, признаться, уже тесновато.

Если хочешь, я оставлю тебе какой-нибудь сувенир — окровавленный рукав, к примеру, или отсеченную прядь волос. Доложишь своим держимордам, что тебе удалось смертельно ранить пытавшегося бежать преступника. Изложишь покрасочнее — я знаю, ты это умеешь — а тут и убийства прекратятся. Глядишь, тебя еще и повысят за успешное раскрытие дела.

А хочешь, идем со мной? Мне пригодился бы надежный товарищ, хоть и пришлось бы каждое утро заново рассказывать тебе обо всем.

Не знаю, было ли это насмешкой или серьезным предложением — в любом случае я не смог бы его принять. Я — императорский дознаватель, мой долг — ловить преступников, а не помогать им.

Я рванулся вперед, но Ле Шэнь был слишком ловок. Словно птица, он взлетел на стену павильона и оттуда еще и издевательски поклонился мне.

— Прощайте, господин дознаватель! Я надеюсь, что мы еще встретимся.

Я не смог выполнить своего долга, наставник. Мне нет прощения.

Я не знаю, правдивы ли слова Ле Шэня. Действительно ли я забуду все, что случилось? Или это лишь блеф негодяя, спасающегося от руки правосудия?

Я даже не знаю, сохранится ли это письмо или рассыплется в прах с первыми лучами зари. Но я должен попытаться.

Засим остаюсь, ваш покорный слуга,
Ли Яо, дознаватель второй ступени

Вестник Хазиры, второй день четвертого месяца

…яркий пример — история некоего дознавателя Л., раскрывшего недавно серию громких преступлений. Отринув блестящее будущее, открывающееся перед ним, этот молодой чиновник внезапно удалился от дел, сославшись на болезнь, не позволяющую ему более исполнять свой долг. Однако источники, которыми располагает наше скромное издание, утверждают, что виной сему не болезнь тела, а всего лишь приступ меланхолии! Л., по словам нашего источника, погрузился в уныние, жалуясь, что будто бы забыл нечто крайне важное и никак не может вспомнить. Вот наглядная иллюстрация того, как слишком спокойная и роскошная жизнь приводит наше юношество к развращенности и потаканию малейшим слабостям духа! Что ждет империю, будущее которой зависит от изнеженных юнцов, ставящих свое настроение выше долга? По этому поводу почтенный Сяо Ю произнес недавно блестящую речь, в которой…

Чем больше растет сила жителей «Ифнира», чем грандиознее становятся их достижения, тем больше новых историй открывает нам это загадочное место. Следите за развитием сервера и новыми сюжетами на специальной странице, посвященной «Ифниру»!