Друзья!

Перед вами последняя глава книги «История народов». Луций искал помощи среди тех, кто некогда ступил на земли Сада Матери... но нашел вовсе не их. История завершилась, а ее продолжение вы знаете. Война, смерть, исход с Изначального материка.

Напомним, что предыдущую часть можно найти здесь.

Он шел по зачарованному лесу, нисколько не торопясь, вдыхая сладкий аромат прелой листвы и улыбаясь, словно старому другу, выцветшему небу, которое порой проглядывало среди плотно сомкнутых крон. Сами собой рождались в голове стихи; он декламировал их вслух и тотчас забывал. Подумаешь, мелочи, его главный труд еще впереди, кажется, еще немного — и найдутся нужные слова.

Вышел к огромному дереву, двинулся вдоль ствола, рассеянно трогая твердую теплую кору, рассматривая статуи... Воин. Дева. Пахарь. Пророк. Красиво! Он зажмурился от удовольствия и сел — не на один из тронов, а прямо у корней, в густую траву. Запрокинул голову: ему показалось, что на этом дереве, толстом, коряжистом, совершенно не похожем на плодовое, непременно должны расти апельсины.

Точно! Вон они, рыжеют среди ветвей. А еще два, сочные, слегка переспелые, лежат в траве у самых ног. Он подобрал их и принялся жонглировать. Ни дать ни взять артист с бродячей ярмарки.

«Вижу, Луций Квинтон, тебе не нужно бремя бога».

Он нисколько не удивился. Наоборот — был уверен в этой встрече, что бы там ни говорили Анна или Джин. Слишком уж много совпадений.

«Ты видишь меня насквозь, Мать. Я не хочу быть богом. Это бремя не по мне».

«А чего же ты хочешь, Луций Квинтон?»

Легко расхохотался:

«О! Много чего. Хочу жить вечно. Хочу написать по-настоящему великую вещь. Хочу видеть все, что происходит в мире. Летать в небесах, плыть под водой, ползать под землей — хочу познать вселенную и написать об этом! — И, посерьезнев: — Хочу найти Анну. Быть с ней столько, сколько позволит судьба».

Он умолк, и небеса тоже молчали, словно обдумывая ответ. А затем:

«Что ж, Луций Квинтон. Твои желания исполнятся — все до единого! Но не ропщи, когда это произойдет».

Он вновь стоял перед воротами сада — счастливый, легкий, казалось, вот-вот взлетит. Засмеялся от переполнявшей его радости — но из горла вырвалось хриплое карканье. С изумлением понял, что руки превратились в два черных крыла.

Ворон!.. Луций сперва неуверенно, затем быстрее и быстрее полетел сквозь пещеры, сквозь колодец ввысь, к солнцу, на свободу. Опустился за краем кратера — там, где по-осеннему желтела трава и колосились дикие злаки. Едва коснулся земли, вновь обернулся человеком. Вот это дар!..

Прочие дары оказались не хуже. Из травы донеслись тоненькие голоса, и, присмотревшись, Луций заметил семейство мышей-полевок. По неосторожности он чуть не разрушил их жилище, и теперь они возмущенно переговаривались между собой, кляня чужака на все лады. Он понимал их язык!..

А в следующий миг он уже видел перед собой темную уютную норку, выстланную сухой соломой и колосками. Он смотрел на мир глазами полевки!..

Это открытие настолько поразило его, что некоторое время он развлекался, вселяясь то в лисицу, чей рыжий хвост мелькнул далеко в полях, то в ястреба, парившего среди облаков, то в крупного окуня, меланхолично дремавшего на дне озерца среди бурых водорослей...

Оказалось, видеть зверя собственными глазами не обязательно. Достаточно чужих. Он мог стать волком, гонящим оленя через лес; тут же — самим оленем, пугливо мчащимся от хищника сквозь чащу, и снова волком. Отныне для него не существовало расстояний и преград. Более того, однажды вселившись в существо, он мог затем вернуться в его шкуру когда угодно и откуда угодно.

А самое удивительное — некоторых животных, особенно домашних, он мог заставить говорить человечьим языком!.. Когда лохматая овчарка легонько тронула лапой дремлющего пастуха и, глядя ему в глаза, доверительно сообщила: «Проснись, хозяин, пора гнать стадо домой», — тот от испуга покатился кубарем с обрыва, к счастью, невысокого, и навсегда зарекся прикасаться к бутылке, — а Луций хохотал так, что слезы из глаз потекли.

Роптать? Он наслаждался так, как никогда в жизни. А главное, теперь он знал, что непременно отыщет Анну: к его услугам глаза зверей по всей земле.

И через месяц или два, кружа над южными скалами крачкой, он увидел ее. Она стояла на утесе, безмолвная, неподвижная, исхудавшая, и по ее лицу текли слезы.

Его веселье как рукой сняло...

Мчался к ней почти без передышек — пока не отказывались двигаться уставшие крылья. Долетел. Обнял. Заглянул в пустые глаза, которые его не узнавали.

Докричался. Согрел. Добился, чтобы она его вспомнила. Выслушал рассказ о том, что произошло. Ужаснулся...

Хотел кричать, хотел выть волком. Девочка моя, светлая, веселая, солнечная, что она с тобой сделала?.. За что?..

Потом успокоился. Понял, какой он молодец: выторговал себе не сто, не двести лет, а вечность. Значит, Анне не придется быть одной. Он всегда будет рядом. Вместе как-нибудь справятся...

Месяц за месяцем, год за годом чувствовал, что теряет ее. Видел, как она отдаляется, уходит, становится недостижимой и холодной, будто каменная статуя. Бросился за советом к Олло — первому из восьмерых, кого смог отыскать. Но того, что хотел, не услышал...

Настал день, когда он уже не смог ее согреть. И вечность с ней превратилась в вечность без нее, став проклятием.

Он поклялся, что найдет способ избавить ее от этого бремени. Может, кто-то из оставшихся знает ответ...

Песчаная змейка из иферийской пустыни принесла ему имя: Кириос. Альбатрос из далекого эльфийского королевства Эрноа слышал гул голосов, возносивших молитвы Дауте. Теперь Луций знал, где искать.

В двери покоев постучали — негромко, вкрадчиво, если так можно сказать про стук.

«Входи», — поморщился король. В последнее время советник внушал ему все большее и большее отвращение.

Приоткрылась створка, и Анталлон вошел — нет, по-змеиному проскользнул в зал.

«Владыка, я хочу напомнить вам о нашем разговоре. Вы обещали подумать...»

Он уже давно не смел звать правителя Иферии мальчиком. Король за два столетия вошел в силу, научился справляться с гневом и... направлять его. Не позволил Кириосу завладеть своей душой, не сломался, но изменился — навсегда. Уже не принц Политимос и даже не Джин Эвернайт. Иное существо. Опасное. Очень опасное.

«Опять ты за свое, Анталлон».

На подоконник бесшумно опустилась большая черная птица. Наклонила голову, наблюдая, прислушиваясь.

«Владыка, предложите людям вечную жизнь — и они последуют за вами. Что Иферия? Что окрестные государства? Весь мир будет у ваших ног!»

«Это — жизнь?!»

В глазах короля вспыхнул огонь. Он рывком поднялся с трона и схватил советника за тщедушную шею.

«Взгляни на себя, ходячий мертвец. Такое существование хуже, чем гибель!»

Отпустил. Тяжело рухнул на трон.

Анталлон потер шею, откашлялся и с видимым удовольствием оглядел свои мощи, закутанные в багровую мантию.

«Это прекрасное тело, владыка. Не устаю благодарить вас за него. Любой почтет за счастье жить полуистлевшим мертвецом, лишь бы жить. Прикажите, и я начну эксперименты. Лаборатория уже готова, дело за материалом. Если бы вы отдали мне пленных, взятых в последнем сражении...»

«Прочь!..» - взревел король.

«Не гневайтесь, владыка. Обдумайте мои слова, и вы поймете, что я прав. Представьте себе — вечная армия! Солдаты, которые раз за разом восстают и снова идут в бой. Никто не сможет нас одолеть. Вы будете править миром!»

В воздухе просвистел тяжелый меч, вонзаясь в створку двери там, где только что был Анталлон, но советник уже успел ускользнуть, скрыться от гнева своего повелителя.

Король закрыл лицо руками. Некоторое время сидел молча, не шевелясь. Затем произнес:

«Кипроза, помоги мне устоять. Порой мне кажется, что он меня почти убедил».

И крикнул:

«Мирр!..»

В небе мелькнула огромная тень. Дракон! Ворон испуганно вспорхнул с подоконника.

Мирр завис в воздухе, мерно хлопая крыльями. Король выпрыгнул в окно, выпрямился в седле, хлопнул дракона по чешуйчатой спине.

«Туда, где кипит битва, Мирр. Туда, где я смогу отвлечься».

Ворон немного покружил над городскими башнями, развернулся и полетел в сторону Эрноа. Существо, которое он увидел, уже не было Джином Эвернайтом. Оно ничем не могло ему помочь.

У синего моря на белоснежном песке стоял прекрасный замок. Издалека он казался игрушечным. Две башни: одна на берегу, вторая на островке, отделенном от суши тонкой полоской воды; между ними перекинулся ажурный невесомый мост.

Много веков назад в этом замке жила королева. Ее имени история не сохранила. Только прозвище: Проклятие Эрноа. Ведьма, чья злая воля унесла больше жизней, чем любая из войн. Луций точно не помнил, чем кончилась эта история; знал только, что замок запечатали мощным заклятием, и с тех пор там никто не жил.

Но именно здесь, паря над волнами альбатросом, он ощутил присутствие чужой силы, сходной с той, что исходила от Олло, Джина... и Анны.

Ворота замка были искорежены. Одна из створок сорвана, другая, покосившаяся, едва держалась в петлях. Из песка торчали зазубренные обломки крупных раковин и высохшие морские звезды. Казалось, на берег обрушилось страшное цунами, сметая все на своем пути.

А ведь так и было, с ужасом понял Луций.

Богиня вернулась домой.

В замке — ни души. Только песок. Тонкий слой песка на полу, мебели, зеркалах... В абсолютной тишине его хруст казался оглушающим, и Луций вновь принял облик ворона, лишь бы не слышать этот звук.

Зов силы привел его в башню высоко над морем. Окна были распахнуты настежь. Занавеси колыхались и бились на ветру. В углу — потемневшее зеркало в старинной раме. На столе дневник...

«...Я думала, она умерла, погибла в тот день на террасе. Я почти поверила, что все это был дурной сон. Но там, в саду, я поняла, что она тенью преследовала меня всю жизнь. Ждала, когда сможет забрать у меня тело и занять мое место...»

«...Моя сила растет с каждым днем. Но ее сила тоже растет. Похоже, дар Матери достался нам обеим... Аранзеб, почему тебя нет рядом, когда ты так мне нужен?»

«...Она мучает меня. Насылает образы и видения. Ждет, когда я дрогну, чтобы нанести удар. С каждым днем все тяжелее и больнее... Аранзеб! Где ты?.. Помоги...»

«...Я должна защитить мир от нее... От себя. Вернусь в ее замок. Там — зеркало, когда-то служившее ей проходом. Теперь, стараниями лучших эльфийских магов, оно ведет только в одну сторону. Обратного пути не будет. Ни ей... Ни мне. Кто бы из нас ни взял верх».

...По ту сторону зеркала царили кромешный мрак да бесконечный шум волн. Но затеплился, задрожал огонек свечи — и Луций увидел Аранзебию.

«Кто здесь?»

На миг ему показалось, что она почувствовала его взгляд, и уже отпрянул было от зеркала — но понял, что ее слова были обращены не к нему. Из темноты один за другим выходили силуэты и вставали на границе круга света.

...Она поднимает свечу выше — и видит их лица. Их лицо. Лицо Аранзеба. Оно смотрит на нее отовсюду — спереди, сзади, сбоку...

«Хватит! — в голосе Аранзебии поровну отчаяния и ярости. — Уходите! Сгиньте!..»

Силуэты послушно рассыпаются морской пеной. Свеча гаснет.

«Ведьма! Сколько?! Сколько еще ты будешь меня терзать?!»

В темноте не видно, но Луций знает, что она плачет...

...Черная птица стремительно мчалась прочь от замка, стоявшего на берегу моря. Его хозяйка не могла помочь даже себе самой.