История народов: Лучшая пьеса Луция

20.07.2016

Друзья!

Серия публикаций, посвященных истории мира ArcheAge, продолжается. В новой главе «Истории народов» вас ждет рассказ о знакомстве героев книги с Инохом и Наимой. Как вы наверняка догадываетесь, эта встреча имела огромное значение для всех участников Первой экспедиции.

Напомним, что предыдущую главу можно прочесть здесь. Не пропускайте следующие статьи серии!

Оказалось, найти серьезные исторические материалы о войне с нагшасами практически невозможно. Эфены не оставили после себя летописей — только ворох артефактов, назначение которых позже выясняли вслепую, наугад. Если и были какие-то свитки, они хранились в таких архивах, о которых не знал даже Аранзеб. Ну, а у людей, эльфов и дворфов в те далекие времена письменности и вовсе не было — зачем она пушечному мясу?

Возможно, полагала Анна, обвинять эфенов в том, что они бросили своих детей на произвол судьбы, не стоит. Не многим удалось уцелеть в той войне, да и те, похоже, навсегда утратили вкус к жизни. Они не стремились заводить семьи и продолжать род. Странствовали поодиночке, учили молодые дикие племена тому, чему могли. Как иначе объяснить, что в преданиях самых разных народов повторяется образ высокого, статного, мудрого старика, который научил их, что есть добро, а что зло, показал, как распахивать землю и сеять зерно, как месить глину и строить жилища?..

В книгах, которые находила неутомимая Анна, вообще было много всего любопытного. Например, то, что к началу войны среди нагшасов наметился раскол. Часть из них миновала стадию дикарства быстрее остальных. У них появились понятия добра и зла, родились зачатки морали. Эти нагшасы стали называть себя нуонами и начали постепенно отдаляться от родичей, занимая земли на окраине мира. Что с ними стало после войны, никто доподлинно не знал. Предполагалось, что некоторые уплыли на южные материки, а другие так и остались в далеких степях, постепенно забывая свои корни и становясь кочевниками...

«Многие источники говорят о том, что нагшасы были оборотнями, — рассуждала Анна. — В бою они часто принимали облик змей или диких зверей. Какова вероятность, что ферре — потомки нуонов? Или, скажем, нуонов и людей».

«А ведь это объяснило бы, почему Орхидна так привязалась к Таяну, — вздохнула Кипроза. — Она чувствует в нем своего. В них течет одна кровь...»

Понемногу, по крупицам им все же удалось собрать более-менее складную картину последней битвы. Легенды говорили, что в самый разгар сражения, когда эфены дрогнули и начали отступать, на поле боя появилась сама Сиоль, мать богов, в облике огненного смерча. Собрав энергию невероятной мощи, она расколола землю, и там, где еще несколько мгновений назад кипела битва, образовался огромный бездонный кратер, в котором исчезло все — и нагшасы, и их армии. За ними, обессилев, последовала сама богиня; и с тех пор она спит в глубинах кратера вечным сном.

«Разумеется, эту легенду не стоит понимать буквально, — говорила Анна. — Я думаю, что огненный смерч был взрывом гигантской мекка-машины, созданной нагшасами. Этот взрыв и уничтожил победителей, а заодно образовал в земле гигантскую воронку. Но, — тут Анна торжествующе подняла указательный палец, — это не главное. Главное вот что: везде говорится, что Нагашар был построен прямо на месте последней битвы. Найдем кратер — найдем и тюрьму».

Если Анна разбирала легенды с практической точки зрения, то Луций, наоборот, смотрел на них как поэт и драматург. Образ Матери, жертвующей своими перворожденными детьми, чтобы защитить от них мир, не выходил у него из головы. Он решил, что непременно должен написать об этом пьесу.

В пылу энтузиазма он набросал сюжет за одну ночь. Оставалось продумать действие, сочинить мизансцены и диалоги.

...Он с такой силой перечеркнул написанное, что перо сломалось. Схватился за голову и принялся раскачиваться на стуле, проклиная свою бездарность. Еще никогда он не чувствовал себя таким беспомощным. Слова отказывались ему повиноваться. Как описать бесконечность? Как научить вселенную говорить на языке людей?..

Он все-таки закончил черновик. Остался им не удовлетворен — но созвал труппу и велел приступать к постановке. Самые удачные находки часто рождались у него во время репетиций, когда он вдруг поднимался со стула и восклицал: «Стоп, стоп! Эту сцену сыграем иначе. Представим себе, что...» — и пьеса начинала играть новыми красками, оживая на глазах.

На одну из репетиций явился представитель жрецов Пантеона — молодой мужчина, немного сутулый, может, даже горбатый, закутанный в длинный плащ с капюшоном. Он сел рядом с Луцием и во время всего спектакля вел себя так тихо, что драматург вскоре забыл о его присутствии.

Первый акт завершался монологом Матери — отчаянным, трагичным и, как прекрасно понимал автор, насквозь фальшивым.

«Не то! — в который раз качнул головой Луций. — Совсем не то!»

«Не то», — согласился его сосед.

«Вам откуда знать? — бросил уязвленный драматург. И, не дожидаясь ответа, ядовито добавил: — Может быть, вы подскажете мне, как нужно?»

«А знаете... Пожалуй, подскажу. Идемте», — сказал жрец и поднялся со стула.

Луций хмыкнул, но сказать, что он был заинтригован, значило ничего не сказать.

...На широком лугу у городских ворот раскинулись пестрые шатры бродячей ярмарки. Факиры жонглировали зажженными факелами и изрыгали огонь под визги и крики ребятни, гадалка со сморщенным лицом и длинным, крючковатым носом что-то нашептывала испуганному простаку, водя узловатым пальцем по его ладони; со стороны зверинца доносился лязг цепей и грозный рык пантер.

Где-то неподалеку застучали барабаны — сперва тихо и неторопливо, затем громче и громче.

«Мы как раз вовремя, — произнес жрец. — Сейчас начнется».

«Что начнется?»

«Увидите».

Барабаны бешено заколотили — и внезапно почти смолкли, тихо-тихо отстукивая монотонный ритм, похожий на звук ровно бьющегося сердца. На подмостки вышла девушка — тоненькая, юная, смуглая. Ее лицо показалось Луцию смутно знакомым. Она села на колени, сложила руки перед собой, опустила голову и замерла.

Затем, под мерный рокот барабанов, она дрогнула и стала медленно подниматься, оживать всем телом — так листья пробиваются из почек, так раскрывается нежный цветок. «Таинство рождения», — подумал Луций, зачарованно глядя на девушку. Та воздела руки к небу, раскачиваясь, будто хрупкое деревце на ветру, просящее у туч влаги - и словно откликнувшись на ее безмолвный зов, барабаны застучали быстрее. Глаза танцовщицы широко распахнулись. Теперь она была уже не деревом, молящим о дожде, а самим дождем, бушующим ливнем, весенней грозой, мятущейся стихией... Ее тело изгибалось молнией, бессильно опускалось, умирая, и тут же возрождалось вновь. Ритм барабанов неумолимо нарастал. Сердца зрителей отчаянно колотились. Стало трудно дышать. Девушка продолжала свой неистовый танец. Казалось, она была небом, землей, языками пламени - всем миром сразу.

Грохот барабанов достиг своего апогея. Она взвилась в воздух, словно пущенная из лука стрела - и с последним ударом поникла на подмостках в той же позе, в которой начала свой танец: голова опущена, руки сложены перед собой.

Наступила гробовая тишина. Люди медленно приходили в себя.

«Мой друг, может, вы и жрец, но у вас душа поэта, - произнес Луций. - Я понял, что вы имели в виду. Идемте. Я угощаю».

В трактире напротив дома Соколиной Тени было немноголюдно. Окунувшись в прохладный полумрак, драматург наконец почувствовал, что наваждение рассеивается и сменяется радостью. Это будет грандиозный спектакль. Его лучшая вещь.

«А ведь мы с вами до сих пор толком не познакомились. Луций», - протянул он ладонь.

«Инох», - ответил молодой жрец, снимая плащ и аккуратно вешая его на крючок. Лишь тогда Луций понял: то, что он принял за горб, было белоснежными крыльями астры.

«Любопытно, чем я обязан такому вниманию совета?» - астры составляли высшую касту Пантеона.

«Совет тут ни при чем. Я пришел, потому что хотел увидеть пьесу. Матери мира поклонялись у меня на родине, в Ирамканде».

Луций никогда прежде не слышал об Ирамканде. Его новый знакомый, как видно, скучавший по дому, с охотой принялся говорить, а драматург слушал, затаив дыхание - так интересен был рассказ.

...В центре материка возвышалась горная цепь. Она звалась Ирамой, что значит «белые врата». В долине среди гор находилось королевство, укрытое от посторонних глаз. Оно было старым, очень старым, но про него почти никто не помнил. Люди, жившие в нем, не покидали долину.

Королевство называлось Ирамкандом, а люди - ирамами.

Ирамы были сильным, гордым народом. Они считали, что их долина находится в том месте, где зародился мир, и называли себя его хранителями. Каждый ирам был одновременно и воином, и жрецом.

Именно там, в белых горах, родился Инох. Он рос не по годам сообразительным и умным. К шестнадцати годам он уже постиг силу имен, и ему пророчили блестящее будущее. Но затем случилось непредвиденное.

Сперва возле лопаток стало щекотно покалывать, но он не придал этому значения. Затем вздулись бугры. Инох туго обмотал торс бинтами, чтобы скрыть их, а родителям сказал, будто поранился в горах. Он рассчитывал, что все пройдет само, но боль только усиливалась. Спину будто резало ножом. Наконец отец, почувствовав неладное, потребовал, чтобы сын снял повязки. Под бинтами оказались крошечные роговые наросты, покрытые перьями.

Автор — Марианна Гаджи

Крылья.

Некоторое время юноша считал, что он единственный крылатый человек в мире. Но однажды в королевство явился путник из южных земель. Он рассказал, что таких, как Инох, много. Их называют астрами. Они рождаются в обычных семьях и до четырнадцати-шестнадцати лет ничем себя не проявляют. Что это - странная мутация или редкий спящий ген - путник не знал.

Жрецы дельфийского Пантеона считали астр посланниками богов. Время от времени они отправлялись в странствия, чтобы отыскать среди населяющих мир племен крылатых детей и забрать их в свой храм. Ирамийский совет решил отправить Иноха в Дельфы.

«Тогда я первый раз вышел из долины. Я не мог себе представить, что мир так огромен. Прямо под горой чернел бездонный кратер, а дальше, насколько хватало взгляда, простиралось пересохшее плато. Мы пересекли его, отправились на юг, и больше я никогда не видел Ирамканд».

«Плато? Вы помните его название, мой друг?» - Луций от волнения приподнялся со стула.

«Миметанское плато, - пожал плечами Инох. - А это важно?»

«Представляю себе лицо Анны, когда она узнает. Мы нашли его. Мы нашли Нагашар!»

Читать следующую главу

Обсудить

Публикация глав книги «История народов» продолжается. Сегодня вас ждет рассказ о попытке Луция создать пьесу, посвященную самой богине-матери Сиоль. Именно поиски идеального сюжета привели его к знакомству с Инохом и Наимой. Приятного чтения!